Лили смеет в этот момент смеяться, разглядывать лица парней и вертеть в своих руках стаканчик с ромом. Вероятно, он слишком мало разбавлен соком, раз в её чудесную рыжую голову приходят такие мысли, как секс втроём, но и Адаму в его состоянии не легче: он глупо и легкомысленно очарован всем происходящим, очарован даже тем, как в этом пластиковом стаканчике плескается жидкость, когда Лили трясет плечами от смеха, тем, как в комнате, полной дыма и запаха алкоголя, горят огни от детского ночника - его звезды переносятся на потолок и это почти что небо.

Адам слушает вполуха и пропускает несколько трелей Лили, как до этого пропускал какую-то речь от Милле, как пропустил и тот рубеж, когда мог отвечать за своё состояние. Адам находится в каком-то своем пространстве вне времени и компании, когда думает, что звезды отчего-то сегодня ночью поразительно близки к нему: если встать на диван, он легко сможет подпрыгнуть и коснуться их рукой, может даже схватить и преподнести Лили в качестве подарка. Только почему-то сила гравитации примагничивает его к мягкому сидению и дарит приятное головокружение.

"Она сказала про секс втроем?"

Милле отбирает бутылку и теперь Адам готов вернуться в эту реальность, опуская рассеянный взгляд с потолка и фокусируясь на том, как всё вокруг приобретает форму и очертания. Лили, Милле, эти двое гораздо ближе любых звезд, и...
- Адам? - Лили перебивает готовность Адама снова впасть в транс и забыть об её предложении, и Адам понимает, что он не на её уровне, и уж точно не на уровне чертового Милле, которого такие предложения наверняка не выводят из себя, ведь он всегда такой невозмутимый и готовый ко всему. Даже сейчас смотрит, выжидая реакцию Адама, давая ему первому возможность отказаться, сбежать.

Под взглядом Милле у Адама всегда что-то рушится внутри. Черт, он всё ещё боится его, с того самого дня? Нет, то время, когда он чего-то боялся, уже прошло, рассеялось, он больше не сбежавший мальчик с обочины. Адам вырос, эти темные глаза больше не пугают его, сколько бы Милле не пытался высмотреть в нем самую душу и навести на него страх.
- Лилс, ты сумасшедшая, - Адам наблюдает, как её рука ведет по Милле, и возбуждается может даже против воли, против своего сознания тело едва заметно напрягается и поддается вперед. Просто животный интерес посмотреть, что будет дальше, (и он не про оголившийся пресс Милле) - Адам вздыхает глубже.

- Давайте, мальчики, я хочу повеселиться с вами двумя. Мне надоело сидеть в этой комнате просто так, - Лили снова смеется и наклоняется рядом с Милле достаточно близко, чтобы украсть его внимание или поцелуй - но на деле просто выхватывает бутылку из его рук и делает один глоток прямо с горла, а Адам вспоминает недавний разговор, в котором она призналась, что ей жутко хочется знать, как целуется Милле (и Адам умолчал о том, что знает сам).

Может, вдвоем им будет не так волнительно или неловко? Или какой вообще мотив у Лили? Адам смотрит на подругу, которая наслаждается моментом и чувствует себя раскованно, и завидует: ему хочется поймать её волну, и кажется, когда она на него смотрит и улыбается, отставляя бутылку в сторону, чтобы она ни на кого не пролилась, он ловит это. Черт, если все хотят этого, то он тоже не будет париться. Похуй, похуй, похуй. Он может даже ничего не вспомнить на утро, а может вспоминать об этом, как о чем-то крайне сумасшедшем. Его жизнь должна выделяться из шаблона. Ради этого он сбежал.

Адам и Лили почти что параллельны в своих действиях, и переплетаются пальцами, нависая над Милле по обе стороны: Лили с хитрым прищуром и желанием повеселиться, а Адам... он переводит взгляд на губы и сейчас действительно может сказать, что хочет коснуться их, чтобы вспомнить, как Милле целуется.

Адам не знает, что чувствовать, когда смотрит на поцелуй двух друзей. Друзей ли? Затуманенный взгляд смотрит, как они ловят губы друг друга, как их рты приоткрываются, это выглядит мягко (у них обоих губы чертовски привлекательные и мягкие) и... так вызывающе, потому что поцелуй быстро становится глубоким, развязным, быстрым, в Адаме откликается это чем-то клокочущим, смесью возбуждения и странного влечения, потому что в эту секунду хочется быть им третьим, не зрителем, умудриться разделить все поцелуи на троих и превратиться во что-то целое.

Милле сам выбрал Лили, притянул к себе, и это выглядит так естественно, два красивых тела вместе, пока ещё одеты, но это ненадолго. Адам глотает подступившую слюну, он не уверен, что хочет раздевать Лили. Это кажется ему чем-то преступным, но все-таки ему нравится касаться её кожи, нравится видеть её довольной, и быть вместе в такой момент это уже что-то правильное, что они разделят друг с другом.

Но не Лили ему хочется целовать, и он тянется за своей очередью к Милле, этого Милле, что схватил его за ладонь и Адаму кажется, что мир плавится вокруг - тепло двух тел греет его собственное и распаляет, голова кружится, и хочется лезть целоваться, не замечать, как его собственная рука проскальзывает меж бедер лучшей подруги, всё, что он чувствует - как чужие губы наконец сталкиваются с его. Если бы мог, Адам бы закатил голову, закрыл глаза и отдался моменту без остатка - Милле охуительно настойчивый и целоваться с ним - это выбивает весь дух из тела, просто нечто. Адам уже готов застонать от удовольствия, но воздуха в легких не хватает даже вздохнуть нормально.

Лили помогает себе рукой, чтобы расстегнуть юбку, а Адам подмечает, что она вовсе не мешала ему и Милле, и гладить её. Задевать пальцами пальцы другого парня и зависать так на пару секунд - странное чувство, но эти медленные ласки в конце концов одна сплошная приятная часть прелюдии и Адам чувствует, как у него встает... необходимость в избавлении от ставших тесными штанов.

Если закрыть глаза - можно представить, что он вовсе и не рвется целоваться с парнем, который бесит до белого каления. Если закрыть глаза - можно представить, что Адам не липнет к губам Милле, не давая тому оторваться. Если закрыть глаза - это будто бы не о Милле сейчас он просит у высших сил - пожалуйста, ещё.

Молитва возвращает его с небес на землю, потому что становится страшно сметь подумать о таком. Он распахивает глаза, и сразу смотрит на Лили - но если она и думает о грехах, то без сожалений, и это успокаивает все его переживания почти мгновенно, а её легкий стон заставляет верить, что всё идёт так, как надо, и стоит отпустить последние сомнения. Это не стыдно просить бога о большем - но Адам смотрит на Милле и решает, что нет, он сам возьмет у бога всё, что ему сегодня нужно.

А ведь Милле и смотрит только на него, со всей своей взрослостью, словно позволяет деткам делать с ним всё, что они хотят сегодня ночью, словно что-то его сдерживает, потому что он не такой пьяный, потому что.. лучше, разумнее их? Да ничерта - Адам чуть злится, когда Милле выглядит таким опытным, слишком-мать-его-горячим, уверенным, словно представлял это с ними уже не раз, будто он уже знает, что будет делать с ними обоими.

Адам тянется к ширинке Милле и тянет бегунок вниз, смотря ему в глаза с наглым и очень пьяным "хочу тебя".

К черту тебя, Лантоши. К черту.

Сэндвич. Адам думает, что они втроем один большой сэндвич вроде тех, что продают в сабвей, и решает рассказать об этом ребятам, так невовремя, но и похуй, это же Адам, с его вставками невпопад и пьяным безразличием на то, что это может что-то затормозить и это никак не относится к сексу.
- Ребята, мы сэндвич, - шепчет он, словно это что-то значит, сакральное, таинственное и что они всё поймут. Сам он не понимает смысл этого и смеется, тянется за поцелуем к Лили, довольно посмеиваясь и зацеловывая её то в губы, то в щеку, потому что она фырчит и говорит, что Адам дурной, но ей нравится.

Дурной, верно. Потому что Лили открыла ему то, от чего он пытался уйти, не смотреть, а теперь он растоптан своими чувствами и придавлен желанием, да и самим Милле, который оказался без футболки и - блять, не в первый раз уже он без одежды, а Адам всё никак не может перестать думать, что облизал бы и затрогал каждый сантиметр открывшегося торса и что это остервенелое желание трогать обычные тела не вызывают - экая невидаль, в его школе были раздевалки и занятия физкультурой, открытые душевые без кабинок, но сейчас всё вообще воспринимается по-другому.

- У меня следы останутся, - Адам констатирует, выдыхая это Лили в губы, и нет, он не против, просто... это будут его следы, Милле. И Адаму придется их носить несколько дней, пока не пройдут ("а если потом он оставит новые?" - внезапно мелькает в сознании). Интересно, Милле будет издевательски смотреть на него и улыбаться, как обычно, когда снова чувствует свое превосходство? Лили остается в своей кофте, так и не открывая грудь, и Адам думает, что забавно это - он много раз видел её голые ноги, но ни разу - без верхнего белья, может она стесняется своих небольших форм? Пофиг, Адам через ткань трется носом о груди и этого вполне достаточно.

Свои штаны Адам приспускает вниз и вот они уже комкаются где-то снизу кровати вместе с трусами, а он чувствует голую кожу своих друзей, переплетения ног, и это вызывает череду из охуевания, возбуждения, оцепенения и напряжения, на этот раз он точно чувствует, как Милле упирается в него своим членом и вся голова забита одним словом - ну ебать.

Это он и проговаривает вслух, оставаясь в максимально удобной и мягкой позиции, становится слишком расслабленно, жарко и все прикосновения приобретают приставку "сверх" к чувствительности, так что когда рука Милле (случайно? специально?) задевает его член, Адам постанывает в полный голос и сам этого стыдится, моментально пряча голову в шею Лили. У Лили со стонами нет никаких проблем, и у Адама уходит буквально несколько секунд на то, чтобы пальцы миновали край трусов, и чтобы понять, какая она влажная и возбужденная, и - целая вечность, заключенная в секунду - набраться смелости накрыть другой рукой член Милле, чтобы впервые подрочить парню.

Новый поцелуй от Милле заставляет остановиться и прекратить всё, что Адам делал до, отвлечься лишь на него, потому что он, как считает Адам, чем-то отличается, какой-то особенно медленный и не такой страстно-агрессивный, да или черт его знает, но Адам останавливает поцелуй вопросом: тебе приятно меня целовать?

И ведь правда хочется узнать. В трезвом состоянии Адам бы никогда такое не спросил вслух, но сейчас в голову лезут тысячи вопросов о том, как и что с Милле, с Лили, и сейчас стоп-кран отвечающий за то, чтобы не раскрывать рта, сорван половиной бутылки рома. Адаму интересно, он смотрит на Милле чуть мутно и сам не знает, какого ответа ожидать и что для него это будет значить. Если не приятно, но того требует ситуация - это немного грустно, потому что Адаму, кажется, нравится, а если приятно... то черт, ещё хуже: Адам не выкинет из головы и не забудет такой ответ.

Надо будет спросить, почему он согласился на эту выходку Лили. Но Адам больше не задает вопросов, потому что не хочет неразборчиво выстанывать гласные, пытаясь соединить их в цельное осмысленное предложение. Лишь неравномерно рвано дышит, пока они касаются друг друга по очереди, передавая поцелуй к поцелую: Лили снова тянется к лицу Милле, затем передает эстафету Адаму и тот поворачивает голову то к одной, то к другому, по сути действительно не различая, что ему больше нравится, потому что растворяется и считает всё происходящее одним сплошным и единым процессом, который на утро может показаться сном и пьяным бредом, выдумкой.

Возможно, Адам и посчитал это странным эротическим сном. Если бы не засосы, которые оставил на нем Милле, если бы его тело так бурно не реагировало на его руки, если бы он сам не чувствовал смазку на своих ладонях, если бы стоны Лили не запечатлелись на подкорке его мозга. Да, всё это нереально, но всё же происходит здесь и сейчас. Адам никогда бы не подумал о таком. Или что Лили захочет так развлечься, потому что безумство в её характере, но черт, заняться сексом? Как сильно ей должно быть понравился Милле. Адам поджимает губы, вынуждая себя признаться, что ему самому Милле тоже... нравится, и он не знает, как с этим быть.

- Мне нужно освежиться, - Лили даёт понять, что ей нужен как минимум перерыв, и быстро чмокает в нос сначала одного парня, затем другого, и встает с кровати, подбирая юбку. - Заканчивайте..., - она делает паузу, размышляя: - или не заканчивайте, я сейчас вернусь.

Она исчезает за дверями комнаты, направляясь, по всей видимости, в ванную комнату, и оставляя парней наедине. Это немного всё усложняет, потому что без своего "костыля" уверенности Адам теряет веру в свою гетеросексуальность, но только не возбуждение. И не желание поговорить. Поэтому он быстро, как только может в своём состоянии, ложится на бок, опирая голову на свободном локте, продолжая при этом касаться Милле, посматривая вниз на его оголенное тело, испытывая стыдливый интерес и смущение.

- Мы.. я,- поправляет Адам сам себя, и смотрит прямиком в глаза, - никогда не... Хмф, - он быстро отводит взгляд в сторону, считая, что даже Милле должен всё понять (особенно пьяного Адама), а потом тут же переходит в наступление: - А ты? И с парнем? - ещё один вопрос, на который Адам не хочет получить ответ, и который никогда не задал бы, находясь в трезвом виде, потому что предполагаемый ответ почему-то заставляет его внутренности заранее сжаться от горечи.