Kiss this — Måneskin

— Дерьмо. Синяк болит. Мне даже не нужно смотреть в зеркало туалета, чтобы увидеть, как лиловый оттенок расползается по скуле прямо к левой брови. Я и без этого чувствую гудение в щеке. Кассирша забегаловки решила, что мне нужна помощь, раз предложила позвонить в полицию. Я отделался улыбкой и историей про драку с другом. Чушь полная, этот недоделанный Пабло Эскобар мне не друг. Жду не дождусь момента, когда с ним будет покончено. Правда, Рик сказал, что он пока нужен, еще месяца два или три. Три месяца с этим идиотом — перебор. Вдох и выдох. Даже эта дебильная ферма культистов кажется не таким уж плохим заданием теперь. Может, стоит взяться за него? Обеспечу себе месяц без блядского Санчо. Думаю, все же его покрывают эти итальяшки-мафиози. Надо написать Рику. Блять.

Выглядываю из туалета, чтобы увидеть копов, болтающих с кассиршей. Всё-таки вызвала. Значит, опасалась она вовсе не за меня. В последнее время из-за всей этой Зоны количество преступлений резко возросло, так что я попал в категорию малолетних гангстеров. Было бы смешно, если б только не было так хуево. Перемещаюсь из мужского туалета в техническое помещение. Тут все еще нет дверей, но зато есть окно, вылезать из которого такое себе удовольствие, но я справляюсь. Я всегда справляюсь, поэтому Рик и поручает всякий пиздец.

Выдыхаю и иду к остановке. Мне нужен автобус, попутка, машина, да что угодно, лишь бы свалить побыстрее. Жду пять, десять минут, а потом вижу, как из забегаловки выходят копы и идут, ну конечно, блять. Прямо ко мне. Бляяяяять. С собой у меня липовые документы и 50 грамм кокаина. Сказка. Оглядываюсь по сторонам. Спереди, сзади ебучая пустошь, хоть бы одна машина на дороге, но нет. Полицейская тачка и забегаловка, куда я зашел перекусить после долгой ночи без сна. Судорожно думаю, что делать с наркотиками. Блядство. Долго думать времени нет, даю стрекоча в сторону северо-запада, копы за мной. Шансов сбежать под палящим солнцем вообще-то не много, но я ставлю на молодость. Из двоих копов один жирдяй, а второй мужик под сорок, все-таки шанс есть. Шанс есть, вот только после пяти минут начинаю задыхаться, а эти козлы взяли машину и поехали за мной по пустоши. Блядство. Меня спасает золотистый разлом. Целуйте меня в задницу. Делаю шаг, исчезая в этом мире и появляюсь в другом.

— Охренеть.

Милле где-то уже это видел, вот только не может вспомнить где. Вокруг тоже пустошь, но она окутана туманом и газами, под ногами грязь и пепел, вдалеке виднеется город. А над городом плывет (иначе и не скажешь) огромный синий кит. Милле моргает пару раз, делает шаг, под ногами сыпется здешняя земля, а позади звуки рычания. Милле выдыхает и делает шаг. Его способность позволяет бежать так быстро, как никогда раньше. Так, как он всегда хотел. И вот уже город, который был в паре километров оказывается рядом. Город, полный труб и механических карет. Кибербанк, который мы заслужили. Милле ловит заинтересованные взгляды прохожих и снова срывается с места. Воу, кит тоже механический? Пространства перестают играть роль, Милле играючи движется со скоростью звука и оказывается в густых зарослях папоротника. Шуршание травы перекрывает звук шагов. Милле сгибается в три погибели и замирает, переводя дыхание, сам себе напоминая, что нельзя слишком часто использовать способность, а то выдохнется. А потом слышит голос и выглядывает из зарослей, обнаруживая того паренька из мотеля. Того, симпатичного, обозвавшего Милле ебанутым и исчезнувшего в конце коридора. Теперь у этого паренька игра в гляделки с местными механическими аллигаторами, которые окружили со всех сторон.

— Помощь нужна? Давай, красавчик, да или нет. Милле знает, что сейчас паренек может видеть лишь торчащую в траву (густая, зараза) голову. Ты меня помнишь? Непонятно почему это становится важным. Этот парень выглядит другим, Милле не может понять, что изменилось, но сейчас он, кажется, уже не пропадет на большой дороге. Впрочем, с механическими аллигаторами у него явно не клеится разговор.

Котенок отрастил зубки. И пробует кусаться. Милле улыбается и одобрительно кивает. Да, так и надо. Так правильно. Кошки все-таки хищники, даже если и кажутся со стороны мягкими и пушистыми, по крайне мере большинство. Милле разглядывает парня, думая что тот будто бы подрос, а может, похудел, поэтому и кажется таким стройным и высоким. Смотрит, тут же сравнивая себя, но не в свою пользу. У парня кожа светлая, пусть и припудренная солнечным загаром, а Милле — темный, почти медный, как давно нечищенный котел на заводе. Почему-то Милле хочется сравнить цвет их тел... Просто чтобы увидеть, как сильно они отличаются, а не гадать издалека.

Котенок не спрашивает, что за помощь ему могут предложить, котенок справляется сам, Милле так и не понимает, что у того за способность. Что-то с железом? Магнитными полями? Зона умеет удивлять, как и люди в ней. Как-то раз одна девушка взяла и скопировала способность Милле, попахивало чертовым читерством, но факт остается фактом. Наверное, и там были свои ограничения, но поговорить им так и не удалось, потому что девушка взяла и убежала в закат. Прямо как хочет и котенок сейчас. Когда ловко отпрыгивает и оставляет между собой и Милле преграду в виде механически-живых хищников, явно готовых продолжать охоту, даже если с первой добычей ничего не вышло. Парень выглядит довольным и немного высокомерным. Последнее ему идет, правда, Милле так и хочется сбить с него спесь. Врешь не уйдешь. Котенок и сам почему-то не уходит. Зачем-то медлит.

— Кстати, как твоё имя? — Зачем тебе это? — Ты ведь только что назвал меня Данди, — напоминает, пусть им это и не требуется, вышагивает из травы с легкой улыбкой. Ему хочется подурачиться, пусть на кону собственные пальцы, но вот покрасоваться перед красивым парнем... ну вы понимаете, бесценно. Милле подмигивает и исчезает, точнее, становится таким быстрым, что все остальные застывают как статуи, крокодилы — непослушные и довольно тяжелые куклы. Милле приподнимают пару за хвосты, чтобы они перекувыркнувшись, шмякнулись прямо в озеро, откуда и вылезли. Парни, остудитесь.

Но дальше больше. Милле оказывается рядом с парнем. — Скажу своё, если скажешь своё, — оказывается совсем близко и почти что мурлычет довольно ему в лицо, потому что заранее знает, что тот не успеет. Ни ответить, ни отстраниться, пока Милле сам его не отпустит. А Милле только взялся. И не хочет отпускать. Он срывается с места, держит парня за талию и плечи, успевает поддерживать шею, чтоб тот не сломал ее ненароком. Аттракцион не из безопасных. Нестись с кем-то гораздо труднее, сложнее, чем подшучивать над бессмертными аллигаторами, Милле еще ни с кем так не делал, но ожидания оправдались. Все-таки парень легкий. Как котёнок. Милле бежит километр, а может и сто. Пролетает мимо кучи людей и бежит дальше, с упоением наблюдая как меняется пейзаж вокруг. Мир, в который он попал, меняется прямо перед его глазами за миллисекунды, а он бежит дальше, окрыленный свободой, которую дает скорость. Неуловимость. Он не хочет останавливаться, вот только Милле уже обогнул по меньшей мере четверть здешней планеты. Его спутнику может стать очень дурно.

Поэтому Лантоши останавливается медленно и очень плавно, вот только, ремарка, эта плавность вряд ли заметна кому-то, кроме него. Останавливаясь, он не выпускает парня из рук, потому что первые пару минут тот не сможет удержаться на ногах (объясняет сам себе), вот только объяснить, почему практически вжимается парня в себя уже не может. (Я просто побуду для него опорой, ему это нужно). Может и правда нужно. Котенок выглядит бледным и молчит какое-то время, так что Милле не выдерживает и спрашивает, маскируя беспокойство за беззаботностью: Совсем плохо?

И все-таки дальше - хуже.

Morirò da Re — Måneskin

— Вот же блять, — Милле молча переносит удар, в глубине души понимая, что заслужил, но чего так больно-то...? Ебанул так ебанул, теперь понятно, что у тебя за способность. Милле больше не пытается удержать парня. Пофиг, если упадет, сейчас бы самому удержаться на ногах. Вот только это оказывается бесполезно, потому что котенок бесится и злится даже больше, чем Милле предполагал, кричит что-то про такси и обзывает психом. Милле на это хочет предложить заткнуться, потому что у них уже баш на баш, вот только Милле устроил тому бесплатные американские горки, а получил удар током в хуй-знает-сколько-вольт. Вот только котенок в равенство счета не верит и почти что тигром бросается на Лантоши. Теперь попытки не потерять равновесие оказываются там же, где и их гетеросексуальность. По крайней мере увидь их кто сейчас, вряд ли правильно понял бы ситуацию. Милле усмехается, хотя впору кривиться от боли, но все же очень забавно вышло. Котёнок только что кричал отпусти, а теперь сам придавил его всем телом и оказался так же близко, как сам Милле держал его пару минут назад.
Парень на нем зол, а вот Милле неожиданно спокоен. Будь это кто-то другой, он бы уже давно въебал, а тут даже странно, стало так спокойно, хотя его придавливают к земле, не давая подняться, да еще смотрят так яростно, будто хотят в котлету превратить.
— Но не превратит, — в этом Милле неожиданно уверен, пусть и видит котенка второй раз в жизни. Котёнка и этим всё сказано. Наверное, этот парень даже в постели, если и попытается выпустить коготки, все равно будет будет ласковым. Милле во всех деталях представляет, как бы это было, и прищуривается. Это не я перевел всё в горизонтальную плоскость. Это он начал. Еще тогда. Когда подошел в отеле. Милле замирает. Нет, раньше. Когда смотрел в тот вечер через костер, когда кусал губы и волосы теребил. А теперь педиком обзывает. Педиком, значит.

То, что Милле собирается сделать, нечестно, Милле знает об этом, и все же пропускает укол совести. Нечестно, но он это делает. Вовсе не из-за желания проучить парня, обозвавшего его, и уж точно не из желания постоять за права меньшинств, Милле в общем и целом насрать кто с кем спит.

— А может ты? — вкрадчиво произносит, чувствуя как волна энергии, той странной силы, расползается от него, направляясь прямиком к парню — педик? Вторая способность дается с большим трудом и Милле знает, что больше у него сил не будет. Он всё израсходовал. Крайне тупо, но выражение на лице котёнка того стоит. Как и... ощущение того, что у него стоит. Очень твердо теперь стоит, Милле смотрит бесстрастно, слегка двигает бедрами, проверяя. Сверяя ощущения. Забавно и отчего-то волнительно то, как реагирует парень. То, как он меняется на глазах. Милле не хочет признавать, что заворожен.

— Ах ты блять... Ему не должна нравится эта ситуация, и все же Милле наслаждается. Ощущением напряженного тела, видом парня, который так и не представился и сильно рискует так и остаться "котенком". Милле нравятся котята. Особенно этот котенок и это максимально тупо, Милле совсем не хочет ему нравиться. Не хочет хотеть и все же внутри торкает и остаётся глупое желание, чтобы котёнок не понял, что Милле применил силу. Чтобы думал, будто это он сам возбудился. От этой мысли в краску бросает уже Милле, и он благодарит свою темную кожу за то, что та спасет от позора.

— Может, тебе все же нужна помощь? — произносит Милле мягко и опускает руку на бедро парня, будто намекая что достаточно лишь попросить, и он опустит руку ниже. Выражение почти что невинно, Милле сам себе говорит, что это лишь игра, злая, жестокая шутка, вот только Милле и сам не знает, как далеко готов зайти. Неожиданным образом происходящее становится обжигающе горячим. И дело совсем не в палящем солнце или нагретой земле. Котёнок буквально испускает лучи чистой, практически искрящейся энергии. Мельком Милле думает о том, что тому подходит электричество, к и ему самому Милле подходит скорость. В конце концов он вечно бежит куда-то, боясь опоздать. Даже сейчас торопится, не зная направления, не осознавая, что его рука движется дальше, Милле завораживает то, как расширяются зрачки парня. Последняя разумная мысль в его голове: А ведь у тебя красивые глаза, котенок.

Ебучая хрень. Чертова штука — вся зона и способности в ней. Нахрена я всё это затеял? Милле давит стон, пытаясь выровнять дыхание и отдаваясь во власть чужих губ и рук. Боже, блять. То, что казалось хорошей шуткой, резко перестало ей быть.

Милле не думал, что так ебнет. Ебнет не током и не его, а паренька, этими феромонами или как их там называли на форумах. Пару раз Милле использовал усиление страха и агрессии, но влечение ни разу. Можно сказать, первый раз. Во многих смыслах. Как оказалось, это совсем не то, с чем стоит шутить, и ощущая на себе парня, который яростно тянется к его губам, Милле осознаёт эту истину в полной мере. Делает попытку вырваться, вот только безрезультатно, чужой язык проталкивается в глотку, и на секунду Милле задыхается. Всего на секунду, потому что потом возбуждение отдаётся истомой и дрожью во всем теле, особенно внизу живота. Пиздец. Чужой стояк вызван силами Зоны, а вот как оправдать свой собственный? Милле злится, потому что шутка выходит из-под контроля, как и его желания, потому что сейчас он хочет ещё поцелуев и прикосновений. Больше, пожалуйста.

— Что с тобой не так? — вопрос застаёт Милле врасплох, и вместе ответа он просто смотрит удивленно, сначала даже не врубается, когда видит слёзы в глазах котёнка. Он и правда котенок. Домашний, мягкий, явно породистый, еще не одичавший, пусть уже и заросший. И этот котенок выглядит так потерянно, еще и тянется к Милле явно против собственной воли, — Блять. Реальность возвращается вместе с мгновенными ассоциациями из прошлого. Я ведь не хотел быть похожим на отчима. Так какого хуя я творю? Милле скользит по парню глазами, сглатывая и выдыхая нервно, понимая, что этот взгляд, эти слезы разъебали его окончательно и бесповортно. Гораздо сильнее того удара током, с которого всё и началось.

— Нет, — Милле выставляет руки вперёд, упираясь в грудь парня. Способность уже не действует, не должна действовать, ведь Милле чувствует истощение, а ещё тошноту, не физически, ведь его тошнит от себя, так что он не отпихивает парня, скорее сам отползает, подальше, стряхивая его с себя (и что важнее) наваждение.

— Это неправильно. Извини. Милле отворачивается, ощущая как горят щеки, пытаясь стереть из памяти выражение лица парня, вот только не выходит. Милле почти что рычит, чувствуя захлестывающую вину, котёнок вообще-то прав, Милле действительно кое-что сделал. Кое-что нехорошее, подлое, недостойное. И теперь хочет загладить вину, пусть и не знает как.

— Что мне сделать? Найти тебе разлом? Вообще Милле без понятия, как это сделать сейчас, но хули нет, прорвемся, пацан сказал, пацан сделал. Губы горят от поцелуя, хочется ещё, этого короткого столкновения мало, недостаточно, чтобы понять, какого это. Какого целоваться с парнем. Милле ведь не педик, так откуда желание продолжить с прикосновениями? Исследовать чужое тело, вновь ощутить его на себе, может даже так же грубо, ничего, если запястья снова начнут зудеть от тисков сжимающих рук. Милле бросает косой взгляд на парня и матерится про себя, не понимая, какого такого хрена, внизу всё до сих пор стоит. Это ведь не на нем использовали способность. Вот только от этого почему-то не легче. Ничуть.

От удивления Милле даже перестаёт созерцать бескрайнюю пустошь и оборачивается на парня. Вы только посмотрите, какая краля, ни дать, ни взять королевская особа. Лантоши высокомерно вздергивает бровь, чтоб показать "и я тут не лыком шит"  и думает, как бы осадить юного громовержца с искрами во всех местах. Наконец решает, что, пожалуй, настала его очередь посылать нахуй, но потом вспоминает, как у громовержца (ака котёнка) слёзы стояли в глазах и передумывает, сам себя ругая за блядскую мягкость.

— Я все ещё не знаю, как тебя зовут. Пожимает плечами и вид делает очень равнодушный, хотя в конце не удерживается и бросает парню ленивую улыбку, — Не очень удобно для преследователя. И в целом неудобно. Милле не хочет повторять дважды и просить котенка представиться, так что остается надеяться, что он поймет намек или почувствует непреодолимое желание представиться самостоятельно. На самом деле, ты прав. Милле кардинально меняет тон, когда-то он так серьезно рассказывал Джейку сказки и ужасы, по большей части ужасы. Я следил за тобой еще в том мотеле и припугнул под конец, чтоб ты не мешал слежке. На самом деле звучит логично, Милле и сам начинает верить придуманной истории, будто ему правда было дело до красивого парня, который так маняще выглядел при отблеске искр костра. Конечно, мне отвесят круглую сумму, если верну тебя домой. Отгрохаю виллу с крокодилами и набью тату на жопе. Смотрит не мигая, проверяя произведенный эффект и... клюнул ли, а потом закатывает глаза: Раз ты все ещё не понял, я тоже скрываюсь от взрослых, полиции и любопытных глаз. Мне лишнее внимание и проблемы ни к чему.

Забрал я тебя с собой прост. Поболтать хотел бля. И вот, что из этого вышло. Милле хмыкает ещё раз и отворачивается. Силы и правда закончились, а если и нет, то он не хочет проверять. По правде говоря, близость к парню странным образом волнует и выбивается из всего его прошлого опыта. Милле сам себе не может объяснить в чем причина, вот только голос этого парня и его меняющиеся эмоции заставляют следить за ним. И, как бы опасно это не было, хочется тянуться к нему как источнику света. Кажется, Милле давно уже не общался с кем-то настолько непосредственным и открытым. Пару минут назад котенок ещё лежал на нем, а теперь вот приказа раздаёт, будто он, Милле, его добыча по праву крови и пота. А он, стыдно признаться, даже не сопротивлялся. Потому что мне было интересно. (Оправдывается). Потому что я хотел ещё.

Милле молча впивается взгляд в парня, начиная следить за каждым жестом и выражением, мелькающим на лице. Тот ещё смущён и пока что возбуждён. Милле скрещивает руки на груди, пытаясь представить себе его без одежды. Беда в том, что он не остается равнодушным к ярким картинкам в своей голове. Блядь.

—Ударить ты хотел меня заслуженно, — выдает, когда они наконец начинают движение. Причем, Милле не уверен, что идут они в ту же сторону, откуда и прибежали. Но решает не сообщать об этом парню, ведь тот так уверенно пошёл, да ещё так грозно посмотрел на него, если они в итоге заблудятся, это будет крайне забавно.

— Ты тоже заслуживаешь хорошего пинка, но я не бью котят, так что тебе повезло, — произносил беззлобно, но с ленивой усмешкой. Благодари маму, папу и свои красивые глазки, - последнее Милле произносит дерзко и сразу же понимает, что перегибает. Знает, что ему самому такое не понравилось бы, и он бы влепил леща. А может и два. Может и с ноги.

Максимально тупо, что он так себя ведет, когда Адам ему нравится. Да, нравится, отзывает тупой болью и странным волнением внутри, так что Милле отводит взгляд, лениво рассматривая открывающуюся дорогу. Будь он девчонкой, Милле дергал бы его (её) за косички и зажимал в школьной столовке, пытаясь урвать поцелуй. Впрочем, то, что он парень, дела не меняет, просто обойдемся без дерганья косичек.

Милле вспоминает момент в отеле и ту близость, которую создал острый нож. Псих, — кажется так его обозвал котенок. Что ж, он правда псих, вот только не по тем причинам, по которым его там назвал парень. Мне стоит держаться от тебя подальше, потому что меня к тебе тянет.

— Имя фальшивка, — моментально решает Милле, не потому что звучит как-то странно, просто интуиция подсказывает, что парень бы не открылся, не представился настоящим именем, ведь между ними уже столько всего было, сексуальное напряжение, если подумать, меньшее из бед. Милле косится в сторону и мучительно пытается понять, почему продолжает навязываться, когда итак ясно, что котенку его общество неприятно. Ты вообще-то сам сказал идти с тобой, а теперь идешь с видом будто живот прихватило. Милле отстает на шаг и уже с тобой думает о том моменте, когда был там в забегаловке, — может, надо было дать копам себя поймать? — забавно, парень теперь даже не смотрит в его сторону, казалось бы, чего еще желать, ты ведь ради этого и вел себя как мудозвон, вот только Лантоши не рад. Его это даже беспокоит, хотя не должно, ведь эта их встреча - случайность, она больше не повторится. Котёнек может считать, что взял его в плен, вот только Милле придерживался другого мнения. Мне просто нужна кампания.

— Зачем ты это сделал? Мне просто нужна была кампания.
— Ты не поймешь, - отвечает приглушенно и достает сигареты, благо они каким-то чудом остались в кармане и теперь зажигаются, отдавая приятной горечью на языке. Вот бы это было единственной горечью в жизни. Милле испытывает острое сожаление, но это в любом случае лишнее.

— Если я начну объяснять, будет тупо. Потому что я тебе не нравлюсь, потому что ты похож на Джейка, моего умершего кузена, у тебя такой же взгляд, а мне, видно, пора в психушку, раз меня это задевает. Меня из-за тебя торкает до прожилок живот.

Сигарета заканчивается в самый неподходящий момент, вместе желаемого спокойствия внутри комок противоречий и угрызений совести. Это ему самому стоило держаться от котенка подальше, но он захотел поиграть, вот и результат. Да бля. Милле  останавливается резко, засовывая руки в карманы, наверное, со стороны он похож на разбившего окно хулигана, который теперь пришел просить обратно свой мяч.

— Эй... Извини. Я не хотел обидеть тебя, ну, может, проучить немного. Все-таки ты оставил меня с крокодилами, когда я просто пытался узнать, все ли у тебя в порядке, — он выпаливает как на духу, делая паузы совсем не там, где они нужны. Лантош прикусывает язык, сдерживаясь и не произнося обиженное: Но ты решил меня послать...
— Я Милле, раз не хочешь, то не говори имя, не пожимай руку и вообще, — Милле стоит неподвижно, рассматривая парня, который наконец-то смотрит прямо на него. Не сказать, что теперь он чувствует себя лучше. Все еще паршиво. Милле не хотел, но сам себе противореча попытался объяснить что-то котенку, малую часть того, что мог сказать. Бесполезно.

Слова ничего не поменяют, даже совесть не очистят, я сам ни капли не изменюсь и по-прежнему буду мудаком... И если во мне все же осталось что-то хорошее, то скоро оно сгинет, потому что вожусь я только с мудилами, гнидами и скотами, а значит, стать мне одним из них.

Я мудак, но все же я мог бы притвориться кем-то другим на время. Если хочешь.

— Ты ведь был с той группой? Я могу попробовать добежать до них с тобой, если пообещаешь больше не ебашить током.

Котенок взрывает эмоциями, у него и мимика меняется и голос, не будь это все так направлено, Милле бы смотрел на парня как на актера представления, но котенок обращается к нему и Лантоши приходится выдерживать весь шквал встречных эмоций, которые буквально оглушает, но черт, он очень горяч.... Милле слушает молча, довольно долго и позволяет себе вставить слово лишь после того, как слышит "может, у меня всё было в порядке до тебя". Нихуя.

— Это вряд ли, — произносит спокойно и делает шаг навстречу, — те, кто оказываются на дороге, таким похвастаться не могут. Ты ведь сбежал, не вернулся в первые две недели, значит, что-то случилось или случалось у тебя. Я не знаю всей истории, но, поверь, я знаю истории многих других выброшенных и отброшенных, и ты, блять, не поверишь, они чертовски похожи.

— Я не в курсе, что там случилось у тебя. И лучше б не лезь. Просто по тебе сразу было видно, что ты не такой отброс как все остальные. И ты сам этого не понимал, держался так, будто все вокруг друзья, а в таких местах это опасно. Милле прикусывает себе язык, понимая, что уже читает нотации, но остановится уже не может и продолжает так же яростно, как и сам котенок. — Так что тебе как раз нужны были и помощь, и советы. Первую ты нашел, и отлично, а что до советов... Милле вновь видит тот коридор и автомат со сладостями, яркую обертку батончика и взгляд парня. Открытый, прямой, с какой-то неявной надеждой, от которой сердце щемит и тлеет. Ну прости, что не умею их давать. Я как бы и не раздаю их направо и налево, блять. Просто посмотрел тогда на тебя и торкнуло. Милле снова хочет заткнуться потому что звучит как-то... как-то по-гейски, ну да похуй. Я сам нарушил чертовы правила, потому что не смог пройти мимо, когда ты был там, такой доверчивый, как котенок. Милле ожесточенно хмурится. Я пытался показать, что ты должен быть настороже, вот и все.

— И я умею объясняться за свои поступки, я даже свою неправоту умею признавать и имен своих не скрываю, — последнее выходит несколько ехидно, так что котенка, это, похоже, задевает достаточно, чтоб тот раскололся.

— Я сказал имя. Что, совсем не похоже на настоящее? Оно английское, это из Диккенса. Я Адам. И мне недостаточно твоих извинений, ты поступил как мудила, думаешь, твои слова и предложение вернуться заставят смотреть на тебя как-то иначе? Так теперь ты решил быть милым, после того, как..,
— Так ты считаешь меня милым? — Милле поднимает бровь и даже не скрывает улыбки. Да похуй вообще.
Черт, да ты покраснел! Милле втайне ликует, хотя снаружи сохраняет похерфейс, вот только оно трещит по швам, когда сам Милле делает еще один шаг навстречу Адаму и оставляет дистанцию, достаточную, чтобы вытянуть руку и положить ее на плечо котенка. Адама, — называет его так, пробует имя на вкус и понимает, что да, это Адам, не какой-то там Джек или Том, у него даже имя особенное, наверное, фамилия тоже с выкрутасами.
— Адам, — не может отказаться себе в удовольствии произнести это имя, буквально полученное в суровом бою, вслух, — Если извинений недостаточно, то чего будет достаточно? — спрашивает вкрадчиво, даже мягко, будто может выполнить всё, что угодно, вот только думает Милле вовсе не об искуплении или наказании, а о грехе, поскольку ресницы у Адама такие длинные, что ими одними можно совратить ангельское войско. Ебать, конечно.
— Разве мы не сможем дойти до моих друзей пешком без этой твоей.. способности? — вопрос котенка возвращает к реальности, так что Милле нетерпеливо пожимает плечами, ну как ты не поймешь, и отвечает: Между нами километров 200, пешком нам идти пару суток, да и потом, ты уверен, что твои друзья тебя дождутся, а не выйдут из Зоны, м?

— И уж прости, что снова лезу в твои дела, но странные у тебя друзья, раз оставили разбираться с крокодилами, я бы с такими в Зону не пошел бы. Наверное, это не лучшее продолжение разговора, если учитывать, что Адам хочет к ним вернуться. А вообще как же похуй, твое дело, твоя жизнь, но почему ты такой красивый, блять. Казалось бы, использование феромонов должно работать только в одну сторону, но Милле неожиданно начинает залипать и это довольно очевидно.

Надо было пройти мимо, не поддаваться глупому импульсу, а потом еще более глупому влечению. Коса нашла на камень или как там говорят? В любом случае они с Адамом явно нашли друг друга и теперь закидают камнями за то, что так отличаются и еще больше за то, что похожи.

— Ну да, ты ведь не из тех, кто просит, — от слов за милю несёт сарказмом, Милле отворачивается, сплёвывая, пытаясь убрать горечь изо рта, но она пропитывает нёбо и внутренности. Такие, как Адам, не выпрашивают кусок хлеба и лишний глоток воды. Их не запирают в подвале и не держат там пару суток с другим ребёнком, который плачет и писается от страха. Их не пытаются избить лопатой, в них не кидать ножи пьяные орущие мужчины, которых по дебильной логике матери нужно назвать «папа». В гробу видали таких пап. И таких, как Адам. Высокомерных мудаков, будь они прокляты, раз считают себя лучше других, раз мнят себя необыкновенными и волшебными просто потому что их ни разу не пытались сломать. Нет, Милле бы не делал ставок на то, что Адаму неведом кошмар, притеснения, ужас той, другой жизни, которая начинается невидимой чертой, водоразделом нищеты и бедности. И все же... Адам будто бы из другой оперы, сказки, просто из другой жизни. Адам выглядит слишком несломленным. Может, и сам Милле так выглядит со сторон, но лишь потому что тот, кто сломал ему хребет, сейчас мёртв. А Милле нет, не возродился из пепла и не выплыл с морской бездны, лишь вырастил новый позвоночник, дикое чудище, Франкенштейн из старой книжки, которую так любила перечитать ба.

Так что кое в чем котёнок прав: Милле действительно ебанный псих.

— А я тебя считаю, — Милле отвечает больше из вредности, понимая по-детски мог бы высунуть язык и начать кривляться. Забавно, если подумать, оказывается, присутствие Адама возвращает его в такое дурацкое беззаботное состояние, когда еще не было потерь и страхов, а главной неприятностью становится сломанная машинка и то, что мальчик с кудряшками никак не хочет дружить. Правда, потом, лет через пять или семь захочет. Так захочет, что будет целовать за высокими заборами и позволять трогать за места, не столь мягкие, как у девочек, но от этого, кажется, даже более манящие. Милле сглатывает и смотрит на Адама не моргая, на то, что может увидеть, — взъерошенные волосы на затылке — И кто тебя стриг? Он все твои кудри обрезал, кусок говна... — линию шеи, плавно переходящую в плечи. Бля. И даже руки, не то, чтобы у Милле был фетиш на руки, но вот эти руки хотелось потрогать.

Хорошо, что парень продолжает вещать, не замечая, что у Милле стоит как на параде. Может, Адам и знает что-то особенное о Зоне, а может ему просто промыли мозги, эти группировки и крестовые походы не выглядят чем-то здоровым. Будь там одни подростки еще можно было списать на подростковый дебилизм, да вот вся группа состоит из людей разномастных, а это уже попахивает говнисто. Плохая кампания.

—  ... и что я могу сделать, а что было бы мне не по силам. Смекаешь?
— Только глупцы и фанатики слишком уверены в себе, — пожимает плечами, словно так можно свести на нет все высокопарные слова котенка, — Даже новичок знает, что тут не стоит быть беспечным.

— Впрочем, у тебя будет шанс с ними познакомиться, когда мы дойдем до них.
— Не горю желанием. Черт, а ведь это не совсем так.

Хочется яркой (как губы Адама) и сладкой (как губы Адама) карамели, а может, сладких поцелуев, но их Милле не видать сейчас, ведь он тут с Адамом, который явно не хочет целоваться. Твоя потеря, - Милле пожимает плечами, пропуская колкости мимо ушей, но они все равно проходят насквозь.

— На что ты уставился? - Адам груб, незаслуженно по мнению Милле, но Адам так не думает. Он мстит за что-то, Милле без понятия, что за причины и мысли в голове котенка, лишь понимает, что в ближайшее время того не погладить, а будет ли что-то еще - неясно. Адам наивен, если считает, что сможет удержать Милле в импровизированном плену, однако пока Милле играет в эту игру, потому что "пара шагов ничего не решит".

— Скажи, как тебя занесло сюда? Пара минут честности тоже.
— От копов убегал. И был рад увидеть тут знакомое лицо. Нет, пожалуй, откровений достаточно, Милле вовсе не терпеливый агнец.

Сигареты заканчиваются, как и темы для разговоров. Милле прожигает Адама взглядами, а тот ловит их и ерепенится, колет и грубит, хотя Милле ловит ответные искры. Тот самый момент, когда он выбирает верить не словам и поступкам, а собственному притяжению. И уже заранее жалеет.

Адам ошибается еще кое в чем. 200 километров оказываются большим расстоянием, а не меньшим. Пейзаж не меняется, напротив, становится более однотонным, если это вообще возможно. Милле начинает опасаться, что в ближайшие пару часов им будет совсем непросто, если они не найдут воды. И еды. У Милле с собой есть лишь сигареты и 50 грамм кокаина. Отличный способ отбросить коньки. Обдолбаться и во время прихода ждать другого прихода. Милле невесело кривится, что-то такое он и представлял, наверное. Уж точно лучше, чем смерть Джейка.

Джейка, чье тело он видит в грязной луже, и не может сдержать хрип.

Милле бросается к трупу и падает на колени, прям в грязь, вытаскивая из лужи и прижимая тело к себе, игнорируя запах разложения и даже страшный, зеленовато-серый оттенок кожи. Это Джейк, чертов малыш Джейк, чьё тело так и не нашли. Тогда откуда, блять, Зона знает, как оно выглядело? Милле хрипит и трясется всем телом, не понимая, что рыдает, что зрение пропало из-за слез, прожигающих глазницы. То, что доносится изнутри, напоминает звериный вой, все остальное перестает существовать. Остается лишь боль.