Милле знает, что не должен больше интересоваться Адамом, но все-таки он спрашивает то тут, то там, возвращаясь к тому разговору, где Адам сам дал ему наводку.

— Да просто кто-то считал их дружбу с Саймоном слишком нежной, типо они так обнимались, чуть ли не за ручки держались, оттуда и пошло поехало, — рассказывает Говард, на которого всегда можно положиться по части сплетен. Впрочем, просеивая все услышанное на два, Милле ни в чем не был уверен, он своими ушами слышал, как Говард так же искренне рассказывал всем желающим, что Милле Лантоши на самом деле внебрачный сын директор. Так что его слова ничего не доказывали, но хотя бы показывали, в какую сторону двигаться. И Милле бы точно двинулся (вообще-то он уже давно двинулся на Адаме Годфри), если бы не одно событие — шестнадцатилетие Джой.

Теперь Милле со всей серьезностью мог называть ее старушкой и спрашивать про хрустящие косточки, а так же наконец-то перечислить список парней, которые будут счастливы скрасить ее дни и ночи. И еще Милле мог устроить самую крутую вечеринку в мире, потому что меньшего его кузина не заслуживала, да и он не был согласен на меньшее. Конечно, раздолья было бы больше, будь у них возможность отметить не в школе, но что есть, то есть и приходится работать с тем, что есть.

Милле лишь умудряется договориться с тем же кейтерингом, который обслуживал королевскую свадьбу, а еще заказать надувной огромный трехэтажный батут с воздушными шарами для сада и украсить всё внутри школы, Выбор диджей и рок-группы на вечер после всего этого кажется сущим пустяком. Они с Калебом упахиваются в край еще и потому, что все приготовления должны остаться в секрете. Конечно, Джой обо всем догадывается за пару часов до вечеринки, но Милле все равно считает свою работу феи-крестной завершенной и обещает себе больше никогда, ни при каких обстоятельствах не повторять такое еще раз. (И, конечно же знает, что наебывает себя.)

Пожалуй, ему действительно нравится организовывать, воплощать в реальность то, что кажется невозможным, и делать это с размахом, шиком и блеском. Ему и самому нравится смесь гранжа и диснея в украшениях главного зала, лестниц и коридоров, словно все они в замке для принцессы из мира олдскульного рока. Джой это подходит, и Милле видит, как она растрогана, пусть и запрещает себе плакать, иначе потечет тушь. Ему нравится, как девушки и парни всей толпой поздравляют Джо и поднимают на руки, скандируя: happy birthday. Брызги шампанского вместе с конфетти и лепестками гортензий ему тоже нравятся, и нравится даже то, что Адам Годфри оказывается рядом с барной стойкой, хотя Милле почти уверен, что тот попросит сок или содовую. 

Милле сегодня бармен, по крайней мере на первую часть вечера, пока не приедет настоящий бармен, по не очень удачной случайности задержавшийся в Фулборне. Не то, чтобы Милле позволил этому испортить праздник, если уж честно, он ничему и никому не позволит испортить праздник, даже себе.

— Что тебе налить? Есть потрясающий ананасовый сок, а если его слегка разбавить ромом и добавить Blue Curacao, то весь напиток может сравниться с оргазмом. Что ж, за язык Милле никто не тянул, но настроение слишком приподнятое, а еще он решил не быть сегодня засранцем, а нести доброту и позитив.

— Да тут одно чп случилось, так что я пока подменяю бармена, — Милле решает для разнообразия ответить честно, поскольку двум девушкам до этого наплел про участие супер-пупер секретном турнире для барменов, а еще одному чуваку рассказал, что планирует летом сбежать на Кубу и сейчас прокачивает необходимые для выживания навыки.

Милле улыбается и чувствует неожиданную радость от вида Адама. Нет, он не забыл их последний разговор и всю чертову невозможность нормального общения, но, может быть, он успеет немного повеселиться с Годфри прежде чем снова сделает что-то не так. Если, конечно, уже не сделал. Адам немного выпадает при слове "оргазм" и Милле хочется продолжить рыть в этом же направлении, позадавать наводящие вопросы  из серии: Ну ты ведь знаешь, что это такое, верно? Когда двое людей делают друг другу очень приятно с помощью губ, рук, гениталий и трения.

К счастью, он сдерживается и просто достает сок, кивая, словно и вправду профессиональный бармен, для которого главное — обслужить клиента. Удовлетворить его, — хмыкает лукаво и бросает косой взгляд на Годфри: И что же тебя удовлетворит, мммм? Ананасовый, персиковый, да любой сок разбавленный алкоголем — скучно, невыразительно. Милле не хочет хвастаться, но он кое-что понимает, если не в коктейлях, то в веселье. И он точно не допустит ничего скучного в день рождения Джой. Джой — это про радость.

— Персиковый сок для тебя? — уточняет, хотя на самом деле знает, не мог не знать после пяти лет слежения и вычисления вкусовых и не только привычек. Вот только Адаму об этом знать не стоит, так что пусть думает, что Милле просто угадал. Ему не требуется долго думать над тем, что приготовить Адаму. Милле выбирает что-то изысканное и холодное с легкой кислинкой, но преобладающей сладостью — он готовит Беллини и самым первым выставляет на стол.

— Грейпфрутовый для Лили, — а это уже утверждение, пусть думает, что за Лили Милле следил, — Дайкири, не особо сладкий, но без горечи и терпкий, изящно завершить долькой грейпфрута, второй напиток тоже на столе.

Про ананасовый сок Милле уже догадок не строит, он знает, что это для Люка — милого мальчика с нежной улыбкой, нынешнего фаворита звездной парочки, на которую только и делают ставок, когда они начнут встречаться. Когда-то Милле гадал, как будет себя чувствовать, когда это наконец произойдет, а потом вроде как забил. В любом случае для Люка Милле делает пина-коладу, решаясь довериться интуиции, а пока доделывает, спрашивает невзначай: Уже видел батут? Планирую устроить сегодня побоище, поиграть в царя горы или забраться в бассейн с шарами и не вылезать оттуда до следующей жизни.

Милле ставит третий коктейль и на секунду испытывает визуальное наслаждение от того, как гармонично они смотрятся на барной стойке. Он переводит взгляд на Адама и с большей мягкостью чем должен, произносит: Надеюсь, вам понравится. Ему не удается надолго погрузиться в разглядывание своего отражения в зрачках Годфри, потому что подходит стайка девушек, желающих повторить те безумно вкусные штуки, что он сделал и Милле возвращаясь в режим машины-убийцы, принимается намешивать соки и алкоголь, потихоньку начиная мечтать о том, чтобы бармен появился до двенадцати, все-таки ему тоже хочется немного повеселиться.

Когда Милле все-таки освобождается, как раз приходит время для задувания свеч на огромном торте, сплошь обсыпанных ягодами и сливками. Милле немного облегченно выдыхает про себя, когда Джой, пьяная от коктейлей и радости, задувает свечи, сидя у него и Калеба на плечах. Дальше только танцы и, если ему повезет, грандиозное сражение на батуте, но для всего этого осталось не так много времени — карета превратится в тыкву около часа ночи, а значит, у него чуть больше полутора часов.

Лантоши не испытывает угрызений совести, когда практически толкает Джой в объятия к Калебу, их отношениям определенно нужно развитие, так почему не сегодня? Играет песня "I Think I’m Okay", Милле кивает в такт, пока стягивает из бара бутылку рома, как сапожник без сапог, так и бармен без выпивки, Милле за весь вечер не притронулся к спиртному, но сейчас пора надраться.

И опробовать батут, иначе зачем всё это?

Адам совсем не прост и, конечно, не банален, но Милле не собирается сыпать комплиментами, так что отделывается лишь загадочной улыбкой и словами: Считай, что я фокусник. Адам, впрочем, не выглядит особо впечатленным, но забирает коктейли и Милле надеется спросить его как-нибудь потом, понравился ли ему Беллини.

Но это как-нибудь потом растягивается до наверное никогда, пока Милле заканчивает со своей импровизированной сменой. Ему хочется встать на барную стойку и сказать максимально пафосно: Дозор окончен. Но вместо этого он лишь забирает с собой не до конца полную бутылку. Если уж честно, он устал за этот вечер, хотя внутри и клокочет энергия, но может быть, перенапряжение. Милле делает глоток, потом еще один и, кажется, получает два или три кокетливых взгляда. Наверное, он очень сексуально хлещет ром прямо из горла. Можно было бы подойти и переброситься парой фраз, может, закончить этот вечер поцелуями и даже чем-то большим. Но что-то не дает ему покоя, что-то тянет его к батуту, где он видит Адама и только потом замечает рядом Джой и отчего-то испытывает острую ревность, не до конца понимая ее значения, но уже не думая, а быстро двигаясь к ним и скрывая напряжение за широкой улыбкой.

Он не знает о чем они разговаривали, но Джой машет ему и раскрывает объятия, а Милле, который по логике должен их сомкнуть, совсем неизящно наваливает на них с Адамом и опрокидывает в бассейн из шариков, начиная злодейски хохотать, когда Джой пару раз заезжает ему локтем по ребрам: Идиота кусок, — наипрекраснейшая часть его семьи шипит совсем беззлобно, так что Милле вовремя отпуская ее, отвечает с широкой ухмылкой: Еще какой. Возможно, он не должен был втягивать в это Адама, которого опрокинул и даже на несколько секунд держал за плечо, но Милле надеется, очень надеется, что хотя бы сегодня это сойдет ему с рук.

— Как ты уже понял, мой друг на самом деле мудак, — отвечает на что-то Джой, пока Милле успевает вставить: А? Что? Вот только Джой не отвечает, а лишь снисходительно хмыкает и говорит что-то про дамскую комнату. А Милле остается лишь прищурившись, посмотреть на Адама и уточнить: Она же не обо мне, да?

Его на самом деле не так интересует ответ, как то, что они с Адамом вдвоем остались в бассейне, и от этого Милле немного кроет, но, может, это действие алкоголя? Нет, чушь, его бы не вынесло с двух глотков.

— Я предлагаю тебе уникальную возможность честного состязания на самой вершине батута. Проигравший полетит вниз, пока победитель сможет насладиться видом падения. Милле улыбается и не понимает, почему опять пытается вести с Годфри так, будто они друзья, но все же базинга...

Милле слишком беспечен, а это чревато тем, что он оказывается в бассейне, больно ударившись лбом о какой-то из пластиковых шаров, но ром цел, так что Милле прощает Адаму эту выходку, прощает даже то, как он садится сверху, прямо на поясницу и совершенно наглым образом мешает Милле встать. Ого, — думает Милле, и это, пожалуй, единственное, что он может сформулировать прямо сейчас, оказавшись под Адамом Годфри.

Адам кажется слишком довольным, когда Милле выворачивает голову, чтобы посмотреть на этого хохочущего засранца и... Черт возьми. Дерьмо. Он мог бы смотреть на него весь вечер, что хуже теперь он сам улыбается как идиот и лишь потом спохватывается, когда слышит про один на один.

— Поверь, ты не захочешь со мной состязаться, у меня есть парочка грязных приемов в рукаве, — промурлыкав эту фразу, Милле отставляет ром подальше, а сам хватает Адама за ногу, а если точнее, за левое бедро и тянет очень резко к себе, чтобы пошатнуть этого уверенного всадника как минимум и как максимум спустить его с небес на землю. Поближе к себе.

Милле не помнит, когда успел предложить соревнование, но с готовностью включается в игру, правда, сверкающий пятками Адам вызывает немое изумление. Ого, а ты быстрый. Не быстрее его, конечно, но Милле тратит драгоценные секунды на то, чтобы сделать глоток рома и оставить бутылку в бассейне шаров. Он слегка опьянен ромом и происходящим и успевает нагнать Адама лишь на последнем этаже, но там он резко останавливается, не особо беспокоясь о том, кто из них победил.

— Только осторожнее тут, — просит мягко и опирается об одну из стен, больше напоминая бравого пирата, — Монтажники успели рассказать, как один мужик сумел упасть отсюда и сломать себе шею. Скорее всего, он был либо пьян, либо туп, потому что вышел за пределы площадки, скорее всего, на место стыка с батутной горкой. Милле и сам оценивающе смотрит на горку и хочет скатиться, желательно, вниз головой для остроты ощущений.

— Ну и чего хочет победитель? — спрашивает, делая шаг и прыгая недалеко от Адама, достаточно близко, чтобы задеть, но Милле контролирует себя и свое тело, пусть и может выглядеть довольно устрашающим. Может, на это и расчет.

— Какой праздник без леденящей душу истории о смерти? — Милле спрашивает, скорее, риторически, но все же ждет, что Адам скажет что-то. Потому что именно таким Адам и кажется, не затычка в каждой бочке, но у него точно есть мнения по любому поводу, даже по поводу риторического вопроса. Вот только Адам не отвечает, фокусируясь на чем-то происходящем внизу. Милле наконец прекращает скакать и тоже наклоняется, чтобы разглядеть и увидеть пару целующихся учеников. Милле косится на Адама почти вопросительно: И это то, что привлекло твоё внимание?

Милле все еще косится, пока Адам полностью поглощен процессом. Милле даже успевает предположить, что Адам просто редко видит целующихся людей, но сам же отметает эту мысль. И что-то вроде верного направления нащупывает, лишь когда Адам переводит на него взгляд — слегка смущенный и  будто бы сомневающийся. Да ладно. Может, Милле и не самый умный парень в этой школе, но у него есть опыт и этот самый опыт подсказывает, а точнее вопит во всю глотку: Да он хочет целоваться! Ебать! Милле нужно какое-то время, чтобы прийти в себя от шока. Мысль о том, что Адам Годфри хочет целоваться и почему-то не целуется — кажется абсурдной. Любая девушка была бы счастлива, увидь ее с Адамом в... момент слияния. Но Милле не может вспомнить ничего такого за последние два, а то и три года. Он слышал ту романтическую версию, что Адам ищет свою единственную и неповторимую. Может так и было. Милле не был романтиком и не верил в любовь с первого взгляда, единственную половинку или девушку, предназначенную самой судьбой. Проще жить здесь и сейчас, работать с тем, что есть и, наверное, просто ждать, пока торкнет где-то между ребер. Так что да, он не станет отказывать себе в поцелуях, как Годфри. Забавно, что Милле продолжает думать об этом, когда Адам спрашивает ему: А ты бы что-то от меня хотел?

— Ага. Поцелуй, — он не говорит этого, просто думает, а мысли ничего не значат. Милле даже не понимает, откуда берется эта мысль и чувствует приступ паники. Нет, конечно нет. Он практически заставляет себя открыть рот и произнести: Да, скажем, заставить тебя прокукарекать трижды или пройтись на корточках. Уверен, твоя месть была бы чудовищна. И нет, он не собирается пояснять, зачем ему месть Адама, потому что это жалко, так же, как и мысль про поцелуи. Он уже смирился, что влюблен, это что-то платоническое, требующее внимания, но не физического воплощения. Милле улыбается, но внутри все сжимается и становится тяжелее дышать: Тогда загадай что-то прямо сейчас. Не люблю быть должным. Только не проси не приближаться к тебе, я не смогу это выполнить.

Я не против преследований, — рвется с языка, но Милле неловко, слишком волнительно и отчего-то горячо при мысли, что дух Адама Годфри мог бы преследовать его до конца жизни. Милле даже был бы не против, если бы он мог видеть призрака Адама, в этом есть что-то интимное и... Его мысли явно уходят куда-то не туда, но даже этому есть объяснение — Адам совершенно неожиданно кладет руки ему на талию и загадывает свое не менее неожиданное желание. Милле не дурак и понимает, что это желание связано не только с тем, чтобы заставить тех двоих убраться. Это почти ревность и Милле тоже начинает ревновать, а еще злится, потому что не понимает, а точнее, понимает, что ревнуют тут Саймона, а вовсе не девушку рядом с ним, какую-ту младшекурсницу, на которую Милле никогда бы внимания не обратил. Может быть, сведения Патрика и не врут.

Милле на секунду замирает, а потом шепчет, наклоняясь к Адаму: Я могу лучше. Лучше, чем они, лучше, чем ты хочешь. Милле, притягивая Годфри к себе за талию, держит именно там, где нужно, и слегка свешиваясь, кричит через весь этаж, потом включая режим мудака: Эй, голубки, вам помощь не нужна? Можем устроить мастер-класс и показать, как на самом деле надо сосаться. Милле знает, что Адам загадал ему не совсем это, но... Ты ведь хочешь, чтобы он ревновал? Тогда подыграй. Милле понимает, что Адам не простит ему излишнюю догадливость и вмешательство не в свое дело, но все же.... Адам первый решил использовать Милле в своих целях, а еще... Даже если Адам в этом не признается, он хочет, чтобы его поцеловали.

Так что Милле не дает Адаму ни единого шанса остановить себе и целует, обнимая за шею и выставляя на обозрение этим двум. На самом деле задача не из простых, ему нужно с одной стороны сделать так, чтобы Саймон заметил, что Милле целует именно Адама, но чтобы партнерша Саймона этого не заметила. И да, это действительно задача, о которой Милле забывает почти сразу же, когда касается губ Адама. Он никогда не целовал парней и уж точно они на вкус не должны быть как персики и алкоголь, но все же сердце ухает куда-то, а губы, руки и, черт возьми, ноги двигаются инстинктивно. Милле подталкивает Адама к стене и, вжимая в нее, целует так, словно очень долго этого ждал и хотел, а теперь не собирается упускать ни секунды. Может, так и было, может, это и есть ответ на так долго терзавший Милле вопрос. Почему он? Сейчас Милле мог бы ответить: потому что у него нежные губы. Или потому что он горячий. На худой конец: потому что от него мне крышу сносит. В любом случае он целует Адама одновременно страстно и неторопливо, будто у них куча времени и целая ночь впереди, хотя сердце у Милле стучит и сжимается: Всё, хватит. СТОП. Милле знает, что щеки у него горят, а глаза должны блестеть как у припадочного, но он умудряется повернуть голову и крикнуть: Ну что, нравится? Устроим групповушку? Кричит уже вслед уходящей парочке, но перед этим с удовлетворением замечает, как Саймон бросает свой взгляд прямо на Адама. Он видел.

Милле ждет, пока парочка не исчезнет из вида, и только потом выпускает Адама из объятий: Желание исполнено.

Милле прищуривает, но вовремя затыкается: ну да, ну да, не хотел этого видеть, конечно же, это не ревность. Злость ударяет в голову, и это отрезвляет, лучше злиться, чем желать подмять под себя Адама и снова засосать, Милле скрещивает руки на груди и стискивает губы, чтобы не ляпнуть что-то не то, что-то вроде того: Какая разница, мне похуй увидят нас или нет. А главное всем тоже похуй, какое вообще кому дело.... Ну конечно, Адаму есть дело, мистер популярность и принц на белом коне, который совершенно точно поцеловал его в ответ без капли смущения. Что ж, он по крайней мере не притворяется оскорбленной невинностью. Милле хочется спросить, целовались ли они с Саймоном, а потом практически сразу же хочет придушить себя за эту мысль. 

— я похож на девушку? Тогда какого хера ты полез ко мне?

— Целовать можно не только девушек, и, потом, неужели тебе не понравилось? — Милле заинтересованно поднимает брови и прикусывает губу в попытке выглядеть чуть более уверенно и сексуально, чем он себя сейчас чувствует.

Не проходит и пятнадцати минут, как они снова на том же месте, что и всегда. Милле опять до чертиков бесит Адам Годфри с его высокомерием, неприступностью, советами, покровительственным тоном и "тебе показалось". Милле даже не понимает, о чем тот говорит и что именно Милле, по мнению Адама, показалось. Сам-то Милле уверен,что ничего ему не показалось, а Адам юлит и извивается, пускает туман и пыль в глаза. Милле почти вязнет и теряется в этом, но не хочет, не позволяет сбить себя со следа.

— Адам, я сам решу кого целовать, — Милле не хочет звучать угрожающе, но тон у него достаточно жесткий, в какие-то моменты давать слабину не стоит, и Милле уверен, что сейчас именно такой момент.

— И я хочу целовать тебя, — Милле предельно сконцентрирован и отмечает, как всю позу, так и выражение на лице вместе с быстрым движением губ. И я почти уверен, что ты можешь мне это дать. Конечно, он не произносит это вслух, какой смысл, если Адам собирается всё отрицать и строить из себя то ли недотрогу, то ли натурала. Хотя Милле так и не понял натурал он или как? А сам он, получается, кто? У него почти встал от поцелуя с Адамом, но вряд ли он бы захотел поцеловать еще какого-либо парня? Сейчас даже это не так важно.

Милле прищуривается и улыбается дерзко: Если мне показалось, то докажи. Он вновь оказывается рядом с Адамом, тянется к нему, но не прикасается руками, лишь сокращает дистанцию, чувствуя как мурашки начинают бегать по коже, а внутри разгорается жар. Милле тянет к Адаму, и он останавливается, когда дыхание Адама касается его губ: Поцелуй меня так, словно тебе это не нравится. И тогда я уйду отсюда и забуду обо всем.

Милле готов встать в позу и отстаивать свой титул: да, мастер, и что? какой есть ваще-та. На самом деле ему не хочется что-то доказывать, так что он выбирает другой путь, уверенный, что эта провокация ничего не даст и Адам просто уйдет или высмеет его, в лучшем случае вместо поцелуя укусит, но...  Адам целует Милле всерьез, по-другому, нежно, обволакивающе и Милле тает и трещит по швам от того, что Адам Годфри может быть таким. От того, что Адам такой с ним. Еще. Хочу еще.
У Милле захватывает дух даже от короткого поцелуя, нужно еще, прямо сейчас. Больше всего на свете.

— Нет, не уходи, — ему отказывает голос и привычная уверенность, Милле хватается за спину Адама, боясь, что тот действительно уйдет: Ты при чем. Теперь ему отказывают еще и мозги, но Милле не останавливается и шепчет, прислоняясь к спине Адама и держа его в своих руках: Мне нравишься ты. Не другие парни, а ты. Милле затыкается, потому что не это хотел сказать. Если честно, вообще не знает, что хотел сказать, эти слова вылетели сами, а он не смог их сдержать. Возможно, сейчас тот самый момент, чтобы во всем признаться или сбежать. Милле одинаково серьезно рассматривает оба вариант. Вряд ли Адама впечатлит то, что Милле залипал на него с пятого класса. Вряд ли Адама хоть что-то впечатлит и впечатляет в нем. Даже то, что сейчас Адам с ним мягок, лишь следствие того, что, как Адам считает, Милле открыл для себя новые стороны своей сексуальности. Да похуй мне на то, кто я.

Вот только, похоже, Адаму не похуй. Кусочки пазла все еще не складываются, но кое-что Милле все-таки понимает. Адам не хочет, чтобы кто-то знал, что ему могут нравиться парни и поцелуи с парнями. Наверное, лучшее, что он может сделать, это отпустить Адама и не усложнять, не мешать и никак не портить репутация лучшего мальчика школы, пусть всё внутри и кричит: не отпускай.

— Дай мне шанс понравиться тебе. Давай сходим куда-нибудь. Покажу тебе тайный проход за пределы школы и... Боги, да я что угодно сделаю. Скажи что-нибудь.