Когда затухают софиты, Терри слегка прикрывает глаза, борясь с чувством сожаления. Каждый конец выступления как тихий спуск с высоты небес к земле, пусть каждая мышца болит, а тело благодарит за передышку, он сам хочет лишь танцевать дальше. Говорят, катарсис должен испытывать зритель при виде чистого искусства, так что, пожалуй, Терренс тот еще эгоист, раз испытывает его сам, растворяясь в прыжках и подъемах.

Он уходит переодеваться вместе со всеми, натягивая дежурную улыбку и отпуская комплимент своей партнерше, звезде сегодняшего вечера. Марин была одной из его лучших партнерш, а еще получила стипендию от школы, в равной мере результат ее упорного труда и симпатии со стороны декана. Терри не завидовал, сам он получил стипендию еще на первом курсе, но он был парнем, для девушек всё сложнее.

Еще и потому что на банкете именно им достанутся похотливые взгляды и приставания. Терри наклоняется к Марин и спрашивает, нужна ли ей кампания сегодня вечером. Та качает головой, но улыбается, а Терри лишь остается надеется, что с ней не случится ничего плохого. Сам он уже не был тем, кого можно зажать в углу или облапать за задницу, но это не означает, что стыд и чувство вины утихли с того момента.

Он переодевается в костюм и выходит в банкетный зал к зрителям, а так же спонсорам школы, богатым меценатам, любителям молодого балета и молодых тел. Нет, никакой проституции, это ведь нелегально, это совсем другое, Терри держится за улыбку как утопающий, потому что таким он себя и чувствует на публичных мероприятиях. Он артист, конечно, но было бы замечательно, если бы его работа ограничивалась подмостками сцены и временем спектакля.

Может, это его плата за то, что он так любит балет и танец, мир, который он увидел пятилетним мальчиком оказался прекрасным снаружи, но мрачным внутри, состоящим из потерь, чужих амбиций, зависти, грязи и похоти. Кто-то бы назвал это ценой за успех, но Терри не был уверен, что плата одна и та же для всех. И все-таки ему явно повезло, потому что без балета его жизнь потеряла бы смысл, цель и радость. Мир всегда был и будет несправедлив, это особенно хорошо видно, когда нищий танцор ищет покровительства богачей, мир жесток, потому что раз за разом пытается отобрать самое ценное - мечты и идеалы. Терри улыбается, но весь сжимается изнутри. Он всегда думал слишком много, а говорил мало, в конце концов, мысли были его неприкосновенной собственностью, а молчание — одним из немногих способов самозащиты.

Терри перемещается вместе с группой из 10 танцоров, звезд сегодняшнего вечера, лучших из лучших учеников Академии. Он улыбается слегка смущенно и отводит взгляд от тех, кто слишком пристально вглядывается в него. На сцене он чувствует себя подобным богу, но сейчас сам себе кажется неловким, угловатым, слишком бледным и очень худым, с блеклыми волосами и невыразительным взглядом. Он успокаивает себя тем, что танцор должен быть подобен глине, перевоплощаться на сцене и быть гибким и податливым за ее пределами. Правда, ему все еще не нравится то, что гибким нужно быть и для людей, спонсирующих Академию.

Он здоровается с маэстром и, если честно, испытывает даже радость, пока тот перечисляет огрехи их выступления. В эту дискуссию Терри включается с облегчением, пусть и испытывает легкую вину. Как стипендиат, он обязан, нет, должен ходить по залу, очаровывая гостей, которые платят за его обучение, как начинающий артист, он должен позировать для приглашенных фотографов и раздавать интервью, но как Терренс Теннесси он хочет лишь спрятаться в туалете, и, видит бог, он еле сдерживается.

В конце концов маэстро одним взглядом отсылает его поздороваться с мистером Фергюсоном, одним из членов попечительского совета, чья дочь обучается на курс младше. Он, пожалуй, был меньшим из зол, так что пять минут Терри проводит в обещаниях присмотреть за малышкой Стейси и пересказах смешных историй из жизни студента. К ним присоединяется еще миссис Стемпсон, тоже член совета и жена миллиардера, которая периодически выбирает себе любовников из юных танцоров. Терри улыбается ей ослепительно, втайне радуясь тому, что не подходит под ее типаж накаченного смуглого парня, а вот Фернандо в свое время не повезло, внимание миссис Стэмпсон стоило ему ведущей партии в годовом выступлении.

Терренс тратит еще пять минут на светскую беседу и удаляется, мило прощаясь, но почему-то вечер и не планирует заканчиваться. Прошло только полчаса, а правила приличия требуют отбыть на этой социальной каторге еще минимум полтора. Терри ощущает панику, словно его поймали в сети, и идет, практически бежит, на стеклянную террасу, лишенную людей, ведь там нет ни света, ни алкоголя, ни еды, только вид на Пятую Авеню и пара десятков вечнозеленых фикусов. Дышать здесь, кстати, сильно легче, спасибо растениям.

Терри не сразу замечает, что он тут не один и не сразу понимает, что уже видел человека, стоящего в паре метров от него, в противоположном углу террасы. Наверное стоит познакомиться, вот только Терри немеет, теряя всю свою гибкость и грацию. На сегодня он исчерпал весь свой запас социальных навыков, так что сейчас лишь неуверенно кивает, ведь игнорировать — совсем невежливо.

Наверное, Терренс обознался и человек в углу не был его знакомым, но кое-кого он все-таки встретил. Случайной встречи достаточно, чтобы вызывать у Теннесси легкий ступор, но он берет себя в руки, по крайней мере так ему кажется, когда он качается головой на предложение сигареты и слегка извиняюще улыбается.

И все же, услышав такое предложение, Терри чудом не переспрашивает: Моих? И все-таки выдает себя тем, что нервно оглядывается, словно за его спиной есть кто-то, к кому и обращается мистер Кэрролл. Вблизи он выглядит еще моложе, но все еще так уверен и разговаривает по-свойски, будто они давно знакомы и, кажется, пауза затягивается, так что Терри, явно нервничая, спрашивает: Почему? То есть... Ты хочешь, чтобы я выступил для тебя?

Почему-то вопрос звучит совсем не так, как должен, а может, Терри просто надумывает, но только напряжение становится осязаемым. Похоже, он до крайности нелеп, потому что Кэрролл все-таки переводит на него взгляд. Впервые Терри может рассмотреть его лицо, и то, что на нем нет ни тени насмешки, подбадривает, а еще внушает надежду, что он не считает Терренса умственно отсталым.

— Я не против, — Терри соглашается слишком поспешно, но делая шаг вперед, тут же добавляет два назад, — Но я... не знаю что делать, если это не балет. Кажется, он выпаливает всё это на одном дыхании, кажется, что он в целом выпаливает незнакомцу самое личное из того, что в принципе мог о себе сказать. Когда Терри понимает это, то смущается и теперь уже сам отводит взгляд, рассматривая высоченные билборды около дороги.

Там находятся афишы новых фильмов и пара огромных постеров начинающих певиц и, может, когда-нибудь там будут и его фотографии, если ему снова очень повезет. Может даже, эти фотографии сделает для него мистер Кэрролл, так что Терри искоса поднимает взгляд на парня, который все еще остается достаточно близко, чтобы Терри мог уловить нотки его парфюма, что-то ягодное, но не сладкое, а свежее, словно ежевика или смородина, а может и вовсе жимолость. Терри совсем чуть-чуть разбирался в запахах, а вот Ребекка, его приемная мать, была экспертом, пожалуй, кое-чему она его научила. Правда, навык отличать один аромат от другого никак особенно в жизни танцора не помогал.

Терри снова отводит глаза, потому что, даже если другие и не узнают об этом, он все равно сделал кое-что неприличное. И за это он прямо сейчас хочет извиниться, но тогда Теннесси придется признаться в совершенном, а к этому Терри точно не был готов.

Терри не знает, есть ли подвох в предложении парня. Он совсем чуть-чуть параноит, но здравый смысл подсказывает, что если бы его фотографии нужны были для желтой прессы (хотя он и до нее еще не дорос), то вряд ли спрашивали бы разрешения и были так деликатны. Теннесси растерянно улыбается, а потом отходит на пару шагов, придвигаясь к периллам и цепляясь за них. Часть его хочет спрятаться, закрыть лицо руками или закрыть глаза, но это кажется еще более неловким и странным.

Терри не до конца уверен, что знает, каково это, быть собой. Может, поэтому он и был так хорош на сцене, таv нужно было быть кем угодно, но только не собой. Можно было бы притвориться, наклеить дежурную улыбку начинающего актера, но почему-то Терренсу кажется, что этот странный фотограф раскроет его обман даже в этом неярком освещении, так что он отворачивается и делает глубокий вдох, а потом оборачивается, но лишь частью корпуса, оставаясь статичным профилем на фоне большого города, маленькой историей, подсвеченной фарами и огнями. Терри видит фотографа лишь краем глаза и то отводит свой взгляд, то возвращает обратно. Он не пытается изображать из себя модель, лишь улыбается смущенно, но мягко, пока рассматривает перекресток, заполненных машинами и людьми и даже почти что забывает о том, что его фотографируют, так что когда щелчок камеры отрывает его от созерцания, Теннесси резко переводит взгляд на камеру.

Наверное он выглядит испуганно, но, может, его лицо и не будет видно, лишь силуэт с растрепанными волосами и четкими линиями костюма. Может, еще будет мягкость вечера и минута покоя, который неожиданно найден на этой террасе. Неожиданно Терри даже льстит, что мистер Кэрролл (как же его зовут?) снимает его для себя. Пожалуй, поэтому Терри и позволяет себе шутку, пусть и произносит ее чуть тише, чем нужно, но все-таки слышимо: Ты ведь не сталкер, правда? И не будешь потом шантажировать меня этими снимками? Хочет добавить про неудачные, но потом понимает, что этим может задеть фотографа, в конце концов, он явно профессионал, а значит, даже сейчас, для себя и из него, сможет сделать красоту.

Терренсу кажется, что молчание затягивается, но дело лишь в том, что секунды растягиваются мучительно, весь момент замирает и становится ярким, а Терри будто бы обнажен, вывернут наизнанку, и это выбивает дух, а еще почему-то, Терри не может отогнать мысль о том, что у мистера Кэрролла были и работы с обнаженными моделями. Терри сглатывает и обещает себе не гуглить. И еще почему-то боится нарушить собственное обещание.

Отредактировано Terrence Tennessee (2022-02-13 14:17:09)

Терренс не был романтиком и не верил во все эти случайные встречи и влюбленности с первого взгляда, он знал, что со стороны чаще кажется другим хрупким и милым, поэтому отрицал всё, что могло бы это подчеркнуть. Отрицал всё, что делало его недостаточно мужественным и, как ему думалось, слабым. Носил линзы, а не очки, предпочитал темные цвета в одежде и не отваживался на розовые или сиреневые, художественной литературе предпочитал научную, на худой конец, научпоп и... единственную свою слабость — балет — превратил в ремесло всей жизни, сделал видимой мишенью, которую гордо охранял от посягательств. И ни за что бы не признался, что эта мишень на самом деле отвлекает от остальных "опасных" вещей, скрытых в нем. Терренс и сам не до конца понимал, как в нем уживаются все эти противоречия, но они остались с ним с детства в Огайо, не самом дружелюбном штате, если уж честно. Конечно, вещи потихоньку меняются, люди тоже, но последствия травли и гонений почему-то меняться с течением времени не хотят. Поэтому Терри никогда не признается, что ему нравятся мягкие игрушки и цветы, а его самым любимым романом всегда были и будут "Поющие в терновнике".

Еще он никогда и никому не признается, что в груди вспыхивают искры от смеха этого парня. Терри удивленно думает, что хочет вызывать смех еще раз, чтобы разобраться, вдруг эта ошибка? Вдруг просто волнение? В конце концов он не так часто знакомится с кем-то новым. И еще реже хочет эти новые знакомство продолжать, но сейчас Терри чуть было не предлагает встретиться, выпить кофе и... теряется, потому что сам себе не может ответить на вопрос: Зачем мне это? Зачем ему это? Уж точно не ради билетика, который, к слову, Терренс и не смог бы ему достать, все-таки он еще студент и может участвовать только в таких вот благотворительных выступлениях от Академии. Большая сцена пока ему не светит, да и малая тоже.

Терри не сразу отвечает на вопрос Кэрролла, потому что он, если честно, застает его врасплох: Обычно меня хватят за красоту танца, — улыбается шутливо и, кажется, выглядит чуточку более самоуверенным и игривым, и тут же сам себе мысленно отдает пощечину. Что ты творишь? Что-то странное, необычное и, возможно, опасное, потому что сердце вот точно забилось быстрее и так недалеко и до тахикардии, а он все-таки танцор, ему нужно следить за здоровьем. Но все-таки Теннесси диктует свою почту и почти что спрашивает у фотографа его мейл, но почему-то стесняется в самом конце.

— Тогда я буду ждать твои фотографии, — Терренсу хочется остаться, и он ищет предлог, с упорством достойным лучшего применения, но не находит. И я постараюсь достать тебе билетик на следующее выступление, если ты этого хочешь, — выпаливает на выходе и, кажется, немного краснеет от волнения, что довольно глупо и неловко, потому что Кэрролл мог лишь из вежливости упомянуть про билет и спектакль, а Терри всё воспринял слишком серьезно. О черт. Он уже готов провалиться под землю, но его находит Марин, которую явно за ним послали, заметив, что он отлынивает от своих прямых обязанностей по развлечению гостей, внимание, гостей, а не приглашенных фотографов. И хотя Марин хватает такта поздороваться, вступать в беседу она явно не намерена, поэтому почти что тянет Терренса за собой, сильно дергая бровями, что на ее языке мимики означает крайнюю степень заинтересованности и завуалированный вопрос: И что вы тут делали?

Отредактировано Terrence Tennessee (2022-02-16 00:04:18)

Каждый раз, когда Адам встречает Терри, то они хорошо проводят время, и Годфри смеется вдоволь. Адам получал удовольствие от общения с разными людьми, и ему было комфортно даже от того, что девятнадцатилетний кузен рассказывает байки из своего балетного училища. Отец Адама считал, что это чушь, недостойное занятие для парня, но сам Адам восхищался и с упоением слушал всё, о чем Терренс ему говорил. Даже если приходилось переспрашивать о названиях стоек, или же безуспешно просить показать движения.

- Чуть ли в рот ему не заглядываешь, - плюётся отец, когда замечает, что Адам общается по видеосвязи с Теннесси. Адам мрачнеет, потому что Терри наверняка это слышал. Иногда ему очень стыдно за своего отца, а иногда ему кажется, что тот прав.

Адам редко видит отца, но все же его отец гордится сыном во всем: Адам хорошо учится, играет в футбол, и старается быть похожим на того, кем был сам папа в молодости, и каким он бы хотел видеть сына. Адам старается его не разочаровать, и у него все выходит прекрасно. Поэтому когда отец чем-то недоволен, это ощущается словно Адама сбросили с небес на самое дно. И Адам не понимает за что. Почему он такой неправильный.

И сейчас отец снова им недоволен. Терри не был нежелательным человеком в их доме, все же они были родственниками, но без тёти у него не было причин здесь появляться. Даже если бы Адам захотел. Поэтому Адам просто мог набрать ему, чтобы пообщаться.

- Ты ведь так и сидишь сейчас в своем общежитии безвылазно? Да, я сейчас почти дома не сижу. Вообще-то... у меня игра в пятницу. Нет, всего лишь полуфинал. Поэтому никто не придёт, - он имеет в виду родителей, и уже давно относится к этому нормально. Понимает, что у них есть дела куда важнее, чем это. - Если выйдем в финал, то тренер обещал съесть свой носок. А если выиграем сезон, то и второй дожевать. Так что есть ради чего стараться.

Наверное, учителя у Терри были куда строже и точно так не шутили. Адам представлял их как сухих педантов, которые не дают Терренсу или еще кому-то отдыха. Он знал, как Терри это нравится, как ему нравятся занятия. И лишь иногда мог почувствовать, что всё равно этот путь тяжёлый, что бы ни говорил отец о балете, как о бесполезной трате времени и денег.

***

Тренеру было не суждено съесть ни одного носка. И вместо того, чтобы всей командой идти в кафе праздновать победу, ребята расходились по домам переживать поражение. Они не были плохи, но, видимо, другая команда была лучше. По крайней мере у них теперь впереди целое лето для того, чтобы тренироваться больше.

И Адам совсем никак не ожидает встретить Терри, который поджидает его у выхода с площадки.
- Ч.. Что ты здесь делаешь? - несмотря на удивление, Адам мгновенно расплывается в улыбке и смущается, застигнутый врасплох. И продолжает пялиться на парня, словно ему нужно время, чтобы прогрузиться и поверить, что перед ним реально Терренс.

Адам бы и не подумал, что так сильно откликнется то, что Терри пришел. Просто по своей инициативе. Адам же и не просил, и даже не думал, что у него найдётся время. И вот он здесь, обнимает и ерошит волосы, готов поддерживать. Терри довольно тёплый парень, и выпускать его так сразу не хочется, потому что это здорово, когда есть кто-то рядом.

- Я потребую реванш. На твоих репетициях я ещё не был, а ты уже видел мой позор. Льстишь же. Я не так уж и хорош. Пока что.

Занижать себя Адам все же тоже не планирует. Выставит еще себя в невыгодном свете. И не сбрасывает руку Теннесси, когда тот приобнимает за плечи, идут так до самого кафе.

- Итак, что тут у нас? - Адам придирчиво рассматривает стол с закусками и едой, и перечисляет ассортимент, - тут гора канцерогенов, здесь наверняка пальмовое масло и зашкаливающий уровень холестерина, - Адам переводит взгляд на милкшейк и улыбается, - а это моё любимое. Углеводная кома из убийственной дозы сахара и лактозы. Вот это я понимаю еда.

Родители - адепты здорового питания и образа жизни. И соответственно Адам отнюдь не часто питался пиццей на ужин, ел китайскую лапшу и уж тем более фаст-фуд. Он от этого не страдал и не испытывал тяги попробовать запретное, но иногда чем черт не шутит.

- На следующей неделе нужно будет всё это согнать, - Адам берет в руки гамбургер и откусывает, и сочная котлета тут же пачкает его руки и рот. - М, боже, вкусно. А сколько ты получаешь стипендии, мистер богач? Раз решил спустить на меня часть своего состояния, то должно быть в академии не так уж плохо учиться.

Как думает отец.

- Правда так думаешь? Знаешь, если бы ты закричал громче, то может быть игру пришлось бы приостановить, и у нас был бы шанс не продуть, - смеется Адам, - хотя, после того, как Джейкоб проворонил тот удар, нас бы уже ничто не спасло. Но... все же, ты следил за мной. Это... блин. Я бы тоже следил. Только за тобой.

Адам запивает эти слова коктейлем. И вспоминает, что хотел кое-что показать Терри.
- Дашь телефон? Я тебе найду одно видео, там парень очень клёво рассказывает про вселенную кинокомикса. Я тебе в прошлый раз пытался объяснить сам, но запутался, а там он всё по полочкам раскладывает. У него вообще интересный канал, сейчас увидишь. 

Адам буквально изымает телефон, вводя нужный поисковой запрос. И случайно замечает уведомление о новом письме с заголовком "фотографии", и успевает прочитать начало сообщения: хочешь выпить со мной кофе?

- А кто такой Роджер Кэрролл? Знакомый?

***

Что-то не давало Кэрроллу покоя. Он действительно отправил фотографии, как и обещал, еще пару дней назад. Но почему-то не мог выкинуть из головы танцора. Еще бы, ведь ему теперь придется видеться с ним гораздо чаще, академия договорилась на статью для одного журнала об их обучении — в связи с новым набором талантливых лиц, и школе танцев нужна была реклама. Роджер будет ходить вместе с журналисткой и снимать залы пару дней, пока она будет вдохновляться и писать свой материал. Но теперь у него возникла другая идея, раз у него есть зацепка и связь с одним из учащихся. Попросить его провести экскурсию и обратить внимание на какие-то вещи, которые обычно не освещаются вспышками фотокамер. И... кофе? Почему бы и нет. Для начала это был бы отличный предлог. За спрос денег не берут, так что Роджер смело шлёт на email Теннесси приглашение.

- Любой, это в смысле ты сейчас мне говоришь? В твоей академии я бы мог считаться красавчиком? - Адам закусывает губу и игриво смотрит, и на самом деле надеется получить положительный ответ. Ему нравится, что в игре генов он выиграл себе несколько очков, потому что может похвастаться не только лишь внешними данными. И все же, это лишь отсрочка времени, чтобы обдумать, как правильно ответить на вопрос про поклонниц.

Черт. Ты бы так не сказал, если бы узнал, что я гуглил вчера. Подборка целующихся мальчиков в рекомендациях ютуба упорно не хотела исчезать, поэтому Адам и взял телефон Терри, чтобы не палиться. Может, не стоило. Но он сглатывает, представляя, что его кто-то может оседлать. Фигурально.

- Нет, серьёзно, ты послушай, как это звучит! Так что там с твоими поклонницами, Терри, почему ты ни на кого до сих пор глаз не положил? Ты тоже красив, мог бы встречаться с кем угодно.

Адам ворчит, потому что ну... смущает его этот вопрос. И он хочет в ответ получить знание, что там в личной жизни у взрослых парней. Потому что Терри в свою очередь уже говорил Адаму, что никем не интересуется так, как балетом. "А мне может тоже не хочется." Адам уже пробовал встречаться, но как-то глупо было проводить время с девчонкой, когда это же время можно было потратить на футбол, учебу или встречи с друзьями. Это только отвлекало, и если честно вообще удовольствия не приносило, так что Адам начинал думать, что с ним что-то не так.

- Круто.., - Адам мельком разглядывает фото, но напрягается, когда слышит, что Терри было комфортно. Вроде и рад, а вроде и... Адам мудак, что чувствует укол, когда говорит о ком-то кроме списка его друзей-танцоров и нем самом. Словно Адам больше не единственное исключение. - Волосы только... непривычно тебя таким видеть. Будто и не ты вовсе. А как прошел вечер?

- Я приду. Честно, сделаю всё, чтобы быть там и ждать вас, - мгновенно начинает сиять и улыбаться Адам, забивая в телефонные заметки "вечер, четверг, Линкольн, Терри". Возможно, придется врать родителям, но скорее он просто приведёт свою компанию к площади и будет гулять по ней до того момента, пока не дождётся своего.

Это очень нервно. Адам сжимает свои кулаки и царапает ладонь, и прирастает к стулу. Сдавленным голосом спрашивает, готовясь рьяно отрицать всё.

  - С чего ты взял про парней? Я... я не против их, но я... я не из таких, не из этих, - язык не поворачивается, и хочется просто... перестать паниковать. Терри не родители, чтобы проверить его в чем-то или поймать на лжи. Не отец, который считает это извращением. Отцу приходится ради толерантности и мира во всем мире притворяться, что это нормально. Но Адам знал, как он презирает всех педиков. Отец не раз объяснял ему, почему это мерзко и противоестественно.

Но из-за таких людей в жизни Адама, как Терри, Адам не стал думать также. Просто он бы ни за что не стал таким. Геем. Быть таким нормально. Для кого-нибудь еще, не для Адама Годфри.

- А почему бы ты стал отгонять от меня тех, кому я нравлюсь??

Терри смущает Адама и тем, что он с ним такой честный и открытый. Это нечто совершенно новое. Всегда было таким ошеломляющим и удивительным. Он был одним из немногих, к кому Адам бы обратился с чем угодно. И поэтому сейчас слушать его откровения было очень важным. Адам старался не упустить ни одно слово.

И смотрит невинным олененьком, думая, что это наверное выглядит со стороны очень странно. Но всё-таки принимает с рук Терри еду и позволяет себя покормить картошкой. Сейчас Адам одно большое смущение. И он даже не знает, какое из действий или слов Терри его вызвало.

- Я понял. Про поиск. Но это неправда. То, что ты думаешь про невозможность отношений с тобой.

В разговорах с Терри есть одна особенность. С ним комфортно даже если это смущает. Выводит на эмоции, но в хорошем смысле. И Адам улыбается. И все негативные переживания о проигранном матче куда-то улетучились. Он был бы готов посидеть так еще хоть несколько часов подряд. Но мама так не считала, а поэтому уже звонила. И Адаму пришлось ответить на звонок и все её вопросы. Да, с Терри. Проиграли. Нет, мы старались. Просто.. Да. Я уже иду домой. Нет, я не голодный. Нет, ничего не ел. Хорошо. Хорошо. Хорошо.

- Ты... ну, ты понял, мне домой пора, - Адама раздражает, что за ним так следят. Но мама всегда хочет как лучше. Он в это искренне верит. После случившегося... У них были не лучшие времена. Адам пытался понять, даже если это временами душило его. - Так, хочешь затащить меня в общагу, чтобы потом от меня отгонять всех людей?

Адам смотрит, как Терри расплачивается, и думает, что его стипендия может лишь чуть больше, чем карманные деньги Адама. Однако, он все равно нашел время и силы, чтобы прийти и подбодрить его.

- Это много для меня значит, Терри. Спасибо.

Он говорит это напоследок, когда обнимает кузена, замирая у него в объятиях и словно не желая отлипать. И напоминает, что обязательно придет посмотреть на уличные танцы. И возможно поработает для них тем, кто будет собирать деньги в шляпу.